Нет, я уже как-то привык, что разумные время от времени паникуют. Вон та же Саяка даже сейчас паникует, пытаясь натянуть юбку пониже. Когда у нее получается спереди, сидящий в комнате Кинтаро глотает кирпич из слюны, а когда сзади — оябун за рулем бросает следить за дорогой. Но это явление нормальное и даже умиротворяющее, а вот почему все эти люди снаружи так нездорово оживляются при виде «Читозе»? Кричат, бегут, трясут руками.

На старом и сморщенном лице Одая вновь возникло выражение отстраненности. Ровно то же самое, с которым он смотрел на полсотни плывущих к кораблю бандитов. Старикан знай себе рулил, явно направляя домомобиль к центру города, а попутно клал собственный престарелый хвост на тот ажиотаж, что вызывал своим появлением.

«Это жжж неспроста» догадливо подумал я, глядя, как физиономия старика становится ну совсем уж неприступной при виде прущих нам в лоб мужиков, одетых в легкую латную броню стражей порядка. Вот что за мир? Уже и континент другой, и культур-мультур другая, и даже вон, собакомальчики вместо кошкодевочек бегают, а все стражники в практически одинаковых латах! Что тут, что в Хаис-Лумпуре, что в Гаватанарту!

Правда, обычно, бегущих куда-либо стражников не расшвыривает по сторонам неведомая сила, которой они неосмотрительно попались на пути, но здесь и сейчас некто, обладающий куда большей силой, наглостью или властью, взрывообразно раздвинул ряд трусящих вперед мужиков, раскидывая их по бокам…

…от своего бюста.

Навстречу джипопагоде, лоб в лоб, бежала на тонких длинных каблуках самая роскошная женщина, которую только можно было бы вообразить. Мелко перебирая затянутыми в черную офисную юбку-колокольчик ногами, эта секс-бомба, втиснувшаяся в офисный костюм деловой женщины, неслась, придерживая одной рукой очки, а второй крепко держа взятую наотлет папку! Почему наотлет? Да потому что прижать её к своей груди у бегуньи не было ни малейшей возможности! При каждом шаге этот твердый шестой размер выполнял такую амплитуду, что эта синеволосая женщина была вынуждена компенсировать боковой импульс бедрами, дабы оставаться на ногах! Получалось у нее это умело и привычно, но что говорить о непривычных нас?

Кинтаро, как и полагается пятнадцатилетним детям, лежал в отрубе с кровоточащим носом и явственной эрекцией. Костяшки пальцев деда Одая на руле побелели, а сам старик задышал часто-часто. Я лишь гулко икнул, а затем замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее образ секретарши, которая способна научить всему вообще. Впрочем, моя стойкость была обусловлена несколькими неделями нахождения в компании Матильды Шлиппенхофф. Но все равно, приближающееся вот это вот внушало очень сильное впечатление! Позади меня раздался невнятный звук чернейшей зависти от девушки в форме горничной.

Наша шайтан-арба с тихим скрипом тормозов остановилась, уберегаемая оябуном от тарана шестым размером в лобовое стекло. Носительница грудных орудий совершила лихой пируэт на одном из своих каблуков, гася набранную инерцию, а затем страдальчески-радостно завопила на всю Таназакуру и на близлежащие коровники:

— Господин мэр!! Как же давно вас не было! Вы приехали в самое нужное время!! У нас такое… такое!!

— Мэр? — тихо и гулко хрюкнул я в шлем.

— Цыц, Мач-кун! — не менее тихо пробурчал из похер-фейса Одай, — Мэр, значит, мэр!

— Мээээр? — жалко проблеял кто-то позади меня голосом пораженного в кору и древесину головного мозга. Прозвучало похоже на Кинтаро.

— Цыц! — громче велел Одай, — Не при посторонних!

Посторонние тем временем пытались протиснуться мимо меня внутри джипопагоды, но мой широкий и ершистый доспех колол синеволосую даму в грудь, от чего она шипела и топталась на месте, отчаянно шлепая меня папкой по кабуто. Тут мне на помощь пришла метла, вынырнувшая из-за спины и начавшая тыкать секс-бомбу в грудь. Та зашипела с утроенной силой, переключаясь с шлема на метлу. Пока шла эта небольшая война, Одай Тсучиноко со всем возможным достоинством выбрался из-за руля и принялся неспешно и с пафосом махать рукой из кабины, приветствуя скапливающиеся народные массы.

Люди, тем временем, уже потихоньку собрались, горланя что-то радостное и запуская первые пробные чепчики в воздух.

— Пустите меня! — тем временем пыхтела роскошная дама, пытаясь увернуться бюстом от уколов метлой в руках Саяки, — Это наш мэр! Наше достояние! Вы взяли его в плен?! Да как вы посмели!

— Не пустю! — решительно отвечала из-за меня Саяка, — Ты кто такая? Давай, до свидания!

— Спокойствие, только спокойствие, — гудел сильно недоумевающий я, решив, что всё происходящее пусть будет головняком чересчур многогранного оябуна, который еще и капитан, — Дайте мне выйти!

— Оно живое! — с ужасом взвизгнула секс-бомба, отпрыгивая назад. Каблуки эту роскошную женщину подвели, но руки горожан, поймавших её бережно и аккуратно за всё выступающее, помогли удержаться на ногах. Дама поправила очки, присматриваясь к нам, а потом охнула и выдала, — Таинственный страж и таинственная горничная?! Вы их нашли, мэр Тсучиноко?!!

Освободивший передний проход джипопагоды я замер в мучительном пароксизме непонимания.

— Да, нашёл! — торжественно и строго произнес стоящий перед простым народом и сиськами шестого размера Одай, скрещивая руки на груди, — Наконец-то нашёл! Поэтому, мне нужно спешить!

Толпа, благоговейно помолчавшая секунды три, неожиданно взорвалась таким фонтаном жалоб и предложений, что я еле подавил желание запрыгнуть назад в домик. Утихомирив табун граждан парой начальственных рыков, Одай встал на приступочку джипопагоды, выдавая торжественную речь. По его полным достоинства и явно не дутого авторитета словам выходило, что где-то там страдают люди, горят поезда, корабли бороздят просторы и вообще творится какая-то лютая дичь и беда, от чего вся надежда только на него, Одая, везущего этим несчастным спасение в виде «таинственных» нас. Поэтому, все граждане должны крепиться, сплотиться и держаться, пока он не выполнит данную давным-давно клятву, чтобы затем вернуться и сделать тут всем хорошо. А как именно, он сейчас расскажет…

На половине речи я сунул руку за спину, материализуя Книгу Всего. Отдав ей приказ, высунул руку назад и приступил к чтению интереснейшего тома «Как ни *хвоста* не понять и не подать виду». Через минуту я почувствовал, что на обоих плечах у меня повисли две легкие тушки — Саяка и Кинтаро тоже запоем читали. Время шло.

Краем уха я слышал, как дед грамотно отмазывается — по редким робким вякам из толпы картина произошедшего выстраивалась на ура. Как-то раз, в мохнатые годы, этот самый дед проходил мимо терпящего кризис города, ну и помог с бедой справиться. Сначала умными советами, потом командными матами, в общем — при деде внезапно все стало хорошо. И рожь заколосилась, и местные колхозницы начали дивно нестись и давать редкой величины удои… Так Таназакура и расцвела, превратившись в идиллию, которую мы сейчас наблюдаем. И видели это люди, эльфы, гномы и прочая фигня, и поняли, что это хорошо. А потом дед ушел, от чего все стало грустновато и тяжелее.

А потом вернулся, чтобы всё поправить. Но потом снова ушёл. Вот такой вот он падлюка. Эта мерихлюндия повторилась уже раза четыре, от чего окружающие джипопагоду, нас и Одая трудящиеся, хоть по-исекайски (то есть вежливо, восхищенно и нежно), но бухтели, не желая лишаться полезного деда. Шансов, правда, у них было маловато, старый опытный Тсучиноко властно и могуче гнул свою линию так, что возразить против как-то не получалось даже у синеволосой секс-бомбы. Но на последнюю вообще надежды было мало — у бедной женщины от присутствия в такой близи от деда ноги дрожали, и овуляция шла полным ходом. Кажется, она даже жужжала.

— Граждане Таназакуры! — вскарабкавшийся тем временем на подножку Читозе Одай простёр одну руку, обращаясь к окончательно окосевшим жителям города, — Я был очень рад видеть вас всех в добром здравии! Вы очень энергичны! Это радует моё старое сердце! У вас всё хорошо — я заезжал убедиться именно в этом! Живите счастливо! Ждите! Когда-нибудь я вернусь, чтобы выполнить все свои обещания!